If every vampire who said he was at the Crucifixion was actually there, it would have been like Woodstock.
"Ведьмак", постканон
- Откуда вообще взялись оборотни?
- При Сопряжении сфер различные магические завихрения вмешивались в генетические коды. Кому-то повезло меньше, кому-то больше. В смысле, оборотням. Хотя повезло - это как смотреть. Не риггер, и на том спасибо.
- Почему же?
- В мире с развитым оружием и системой охоты превращение в волка, кота, крысу, да даже дракона - не преимущество, а гандикап, запомните. Одинокий волк - жалкое зрелище. Один на один загрызешь, конечно, да ведь потом с этим жить. Тем более, в городе-то теснота, скученность, сложно уйти незамеченным. Люди сразу - откуда здесь волк? И в дубье.
- А в деревне?
читать дальше- В деревне одно благо - лес рядом. Да только вычислить тебя еще проще. И объясняй им потом, что они невкусные.
- А разве нельзя найти волчью стаю, которая защитит тебя?
- Волчья стая? Волчья стая сама тебя порвет или сбежит. Ты же воняешь человеком, его жильем, его пищей. Каждая твоя шерстинка впитала этот запах. Нет, если уж хочешь бегать со стаей...
- Что?
- Тебе придется жить в лесу и пользоваться орудиями по минимуму. Особенно железом и огнем. И тебе захочется остаться волком все больше и больше. Но в человека надо обращаться хотя бы на несколько часов в день. Иначе ты можешь так и остаться волком. Человеку-то, особенно голому, в лесу холодно и неуютно, чужой он там все-таки, а волку все в радость, даже голод - он обостряет чувства, заставляет бежать по следу, охотиться, предвкушать свежее мясо, добычу. Ну вот... и в человека становится обращаться все труднее. Особенно эти чувства по обращении: что я делаю, зачем, почему я не такой, как все. Рефлексия. А задержишься хоть на день в волчьем облике, и это будет многократно труднее. Многие так и становились волками. Навсегда. Один такой сначала думал: поживу недельку, ну, годик, а потом - навсегда человек. А потом он нашел стаю. Ну, или она его нашла.
- Она?
- Ах, чтоб вас... Волчица. Вас это не шокирует?
- Мне это интересно с биологической точки зрения. Кто родится от такого союза?
- Родятся те, кого вынашивает тело. От волчиц - волки, от женщин - люди. Или оборотни.
- Не бывает так, что от волчиц родятся оборотни?
- К счастью, нет. Это было бы... сложно. Если женщина-оборотень в волчьем обличье понесла от волка, она обречена оставаться волчицей до рождения. Иначе крайне болезненное обращение, ну и выкидыш, естественно. Учитывая, что у волков беременность многоплодная, последствия выкидыша при нашем уровне медицины...
- Понятно. Обратиться вместе с матерью эмбрионы, стало быть, не могут?
- Если бы это было возможно, я думаю, мы бы знали.
- Или нет.
- Или нет.
- А щенки не обращаются?
- Нет, это точно нет. Ни одного случая. Обычно женщина задерживается, чтобы выкормить их, а потом оставляет стаю.
- Но ведь если не перекидываться, скажем, год, вернуться в человеческий облик уже будет невозможно?
- Все возможно. Рассказывали мне и о том, кто вернулся спустя двадцать лет.
- Но волки не живут...
- Или десять. Не знаю. Легенды всегда врут.
- А если оборотень с оборотнем в волчьем виде?
- Тогда без проблем. Ребенок один, перекидываются оба.
- Так та волчица не была оборотнем?
- Если бы. Она была... просто волчицей. Мелкой, худой. Такого светло-палевого окраса. Но альфа - прирожденная. Или я... он так подумал, неважно. Она позвала, и он пошел. Другие волки - кажется, это были ее родители и братья, - приняли его снисходительно. Сначала он не понимал ее язык, но она была терпеливой и нежной, а когда надо - маленьким дьяволом во плоти. Он хотел сбежать и вернуться в человеческий облик. День, два... неделю. Потом стало поздно. Начался гон, и... уйти оказалось не в человеческих силах и не в волчьих. Она понесла и родила в положенный срок. Он решил, что теперь-то уж точно уйдет, как только она сама сможет охотиться. Но все оказалось не так просто. Силы возвращались к ней постепенно, дети... волчата были любопытны и лезли везде. Ему приходилось следить за ними, когда она начала выходить со стаей, и однажды, вытаскивая одного, самого лобастого и светлого, за шкирку из куста ежевики, он вдруг понял, что любит.
Сколько лет прошло после этого, он так и не понял толком. Дни сливались в один: долгие блаженные лежки на солнцепеке, бодрящие позывы голода, сосновые иглы под подушечками лап. Запах и дыхание новорожденных волчат. Он научился приносить мясо с охоты в собственном желудке и отрыгивать у ее ног. Розы, говорите? Ха. Некоторые волчата умирали от болезней. Подростки иногда гибли на охоте. От старости умер один из взрослых в стае - то ли отец остальным, то ли дядька. Часть выросших детей уходила на поиски собственной судьбы. Ушла как-то раз и старшая, любимая дочь - но вернулась, приведя с собой молодого застенчивого волка.
И он смирился. В сущности, жизнь вышла хоть и не человеческая, зато неплохая. Тихая старость на солнечном пригорке, с любимой женой, в окружении детей и внуков - что может быть лучшим финалом?
Но тут, конечно же, явились они. Люди, чтоб их. Снова расплодившись после чумы, они пришли отвоевывать лес. Никто их не трогал, до ближайшего поселения было несколько дней ходу, и он лично позаботился, чтобы дороги туда никто не знал. Значит, волков искали нарочно. Разведчиков он унюхал давно, но все надеялся, что вглубь они не полезут. Полезли, да еще как. В один прекрасный день на границу явились штук двадцать охотников. С капканами, сетями, ружьями и палатками - видно, рассчитывали на долгую осаду. Такие не уходят - попробуй бежать, и они двинутся следом. Из их разговоров он понял, что за "очистку" леса назначена награда. А еще он услышал то, чего слышать не надо было совсем: обсуждение посмертной судьбы своих детей. Детальное.
До темноты он лежал в кустах, объятый ужасом, закрыв морду лапами, и молился лесным богам только о том, чтобы никто, никто из семьи не вздумал его сейчас искать. Когда же взошла луна, решение предстало перед ним с пугающей ясностью. И тогда охотники услышали самый жуткий волчий вой на свете. Но никто из них не смог потом рассказать об этом. Он убил их, все двадцать человек, голыми руками. В него стреляли, но пули оборотню не особо страшны, каждая лишь взвинчивала и без того лютую ярость до пределов. И вот последний крик стих, а он, окровавленный и грязный, смотрел на свою маленькую волчицу, которая теперь знала, что он не волк, а человек, и ничего уже было не исправить. И он глазами просил ее - уходи. И она ушла, и увела за собой стаю.
Все остальное было уже проще. Он вымылся в ручье, содрал одежду с одного подходящего тела - юнца со свернутой шеей. Этого, единственного из всех охотников, он похоронил.
Когда он вернулся в деревню, выросшую за годы его отсутствия до размеров городка, он еще не знал, что будет рассказывать; знал только, что надо отвести людей от этого леса навсегда. Но получилось удачно: мать того юнца признала в нем... своего сына. Что-то заставило эту женщину верить, что он и есть ее сын - постаревший на тридцать лет и совершенно седой. Он не стал разубеждать ее. Как оказалось, покойника звали Рип ван Винкль.
Он отвел людей в лес и показал тела. Один был наколот на острый сук в пяти метрах от земли. Другой был словно удавлен собственным языком... третий, с переломанными костями, свисал из развилки высоко вверху; четвертый был вывернут наизнанку, а от пятого осталась только кожа... шестой выглядел так, будто совал в костер собственные ноги.
На вопросы о том, как выглядел тот, кто это сделал, он молчал и только трясся, как в припадке. Он действительно видел трупы словно впервые и не мог поверить, что сделал это сам. Поэтому люди сами начали придумывать версии. Одни говорили - леший, другие - дух места, третьи - темные сиды, четвертые - сам диавол. Звали попов, чтобы прочитали молебен, те было согласились, да только место то найти никто больше не смог. Блуждали едва не до темноты и еле вышли назад. Помянули и ведьмаков, но их уже сто лет никто и нигде не видел. Так и стал тот лес Запретным.
Легенды пошли вразнос. Некоторые утверждали уже, что эльфы увели Рипа в холмы, и спал он там триста лет...
- Рип?
- А?
- Выпей еще. Я не буду больше спрашивать.
- Откуда вообще взялись оборотни?
- При Сопряжении сфер различные магические завихрения вмешивались в генетические коды. Кому-то повезло меньше, кому-то больше. В смысле, оборотням. Хотя повезло - это как смотреть. Не риггер, и на том спасибо.
- Почему же?
- В мире с развитым оружием и системой охоты превращение в волка, кота, крысу, да даже дракона - не преимущество, а гандикап, запомните. Одинокий волк - жалкое зрелище. Один на один загрызешь, конечно, да ведь потом с этим жить. Тем более, в городе-то теснота, скученность, сложно уйти незамеченным. Люди сразу - откуда здесь волк? И в дубье.
- А в деревне?
читать дальше- В деревне одно благо - лес рядом. Да только вычислить тебя еще проще. И объясняй им потом, что они невкусные.
- А разве нельзя найти волчью стаю, которая защитит тебя?
- Волчья стая? Волчья стая сама тебя порвет или сбежит. Ты же воняешь человеком, его жильем, его пищей. Каждая твоя шерстинка впитала этот запах. Нет, если уж хочешь бегать со стаей...
- Что?
- Тебе придется жить в лесу и пользоваться орудиями по минимуму. Особенно железом и огнем. И тебе захочется остаться волком все больше и больше. Но в человека надо обращаться хотя бы на несколько часов в день. Иначе ты можешь так и остаться волком. Человеку-то, особенно голому, в лесу холодно и неуютно, чужой он там все-таки, а волку все в радость, даже голод - он обостряет чувства, заставляет бежать по следу, охотиться, предвкушать свежее мясо, добычу. Ну вот... и в человека становится обращаться все труднее. Особенно эти чувства по обращении: что я делаю, зачем, почему я не такой, как все. Рефлексия. А задержишься хоть на день в волчьем облике, и это будет многократно труднее. Многие так и становились волками. Навсегда. Один такой сначала думал: поживу недельку, ну, годик, а потом - навсегда человек. А потом он нашел стаю. Ну, или она его нашла.
- Она?
- Ах, чтоб вас... Волчица. Вас это не шокирует?
- Мне это интересно с биологической точки зрения. Кто родится от такого союза?
- Родятся те, кого вынашивает тело. От волчиц - волки, от женщин - люди. Или оборотни.
- Не бывает так, что от волчиц родятся оборотни?
- К счастью, нет. Это было бы... сложно. Если женщина-оборотень в волчьем обличье понесла от волка, она обречена оставаться волчицей до рождения. Иначе крайне болезненное обращение, ну и выкидыш, естественно. Учитывая, что у волков беременность многоплодная, последствия выкидыша при нашем уровне медицины...
- Понятно. Обратиться вместе с матерью эмбрионы, стало быть, не могут?
- Если бы это было возможно, я думаю, мы бы знали.
- Или нет.
- Или нет.
- А щенки не обращаются?
- Нет, это точно нет. Ни одного случая. Обычно женщина задерживается, чтобы выкормить их, а потом оставляет стаю.
- Но ведь если не перекидываться, скажем, год, вернуться в человеческий облик уже будет невозможно?
- Все возможно. Рассказывали мне и о том, кто вернулся спустя двадцать лет.
- Но волки не живут...
- Или десять. Не знаю. Легенды всегда врут.
- А если оборотень с оборотнем в волчьем виде?
- Тогда без проблем. Ребенок один, перекидываются оба.
- Так та волчица не была оборотнем?
- Если бы. Она была... просто волчицей. Мелкой, худой. Такого светло-палевого окраса. Но альфа - прирожденная. Или я... он так подумал, неважно. Она позвала, и он пошел. Другие волки - кажется, это были ее родители и братья, - приняли его снисходительно. Сначала он не понимал ее язык, но она была терпеливой и нежной, а когда надо - маленьким дьяволом во плоти. Он хотел сбежать и вернуться в человеческий облик. День, два... неделю. Потом стало поздно. Начался гон, и... уйти оказалось не в человеческих силах и не в волчьих. Она понесла и родила в положенный срок. Он решил, что теперь-то уж точно уйдет, как только она сама сможет охотиться. Но все оказалось не так просто. Силы возвращались к ней постепенно, дети... волчата были любопытны и лезли везде. Ему приходилось следить за ними, когда она начала выходить со стаей, и однажды, вытаскивая одного, самого лобастого и светлого, за шкирку из куста ежевики, он вдруг понял, что любит.
Сколько лет прошло после этого, он так и не понял толком. Дни сливались в один: долгие блаженные лежки на солнцепеке, бодрящие позывы голода, сосновые иглы под подушечками лап. Запах и дыхание новорожденных волчат. Он научился приносить мясо с охоты в собственном желудке и отрыгивать у ее ног. Розы, говорите? Ха. Некоторые волчата умирали от болезней. Подростки иногда гибли на охоте. От старости умер один из взрослых в стае - то ли отец остальным, то ли дядька. Часть выросших детей уходила на поиски собственной судьбы. Ушла как-то раз и старшая, любимая дочь - но вернулась, приведя с собой молодого застенчивого волка.
И он смирился. В сущности, жизнь вышла хоть и не человеческая, зато неплохая. Тихая старость на солнечном пригорке, с любимой женой, в окружении детей и внуков - что может быть лучшим финалом?
Но тут, конечно же, явились они. Люди, чтоб их. Снова расплодившись после чумы, они пришли отвоевывать лес. Никто их не трогал, до ближайшего поселения было несколько дней ходу, и он лично позаботился, чтобы дороги туда никто не знал. Значит, волков искали нарочно. Разведчиков он унюхал давно, но все надеялся, что вглубь они не полезут. Полезли, да еще как. В один прекрасный день на границу явились штук двадцать охотников. С капканами, сетями, ружьями и палатками - видно, рассчитывали на долгую осаду. Такие не уходят - попробуй бежать, и они двинутся следом. Из их разговоров он понял, что за "очистку" леса назначена награда. А еще он услышал то, чего слышать не надо было совсем: обсуждение посмертной судьбы своих детей. Детальное.
До темноты он лежал в кустах, объятый ужасом, закрыв морду лапами, и молился лесным богам только о том, чтобы никто, никто из семьи не вздумал его сейчас искать. Когда же взошла луна, решение предстало перед ним с пугающей ясностью. И тогда охотники услышали самый жуткий волчий вой на свете. Но никто из них не смог потом рассказать об этом. Он убил их, все двадцать человек, голыми руками. В него стреляли, но пули оборотню не особо страшны, каждая лишь взвинчивала и без того лютую ярость до пределов. И вот последний крик стих, а он, окровавленный и грязный, смотрел на свою маленькую волчицу, которая теперь знала, что он не волк, а человек, и ничего уже было не исправить. И он глазами просил ее - уходи. И она ушла, и увела за собой стаю.
Все остальное было уже проще. Он вымылся в ручье, содрал одежду с одного подходящего тела - юнца со свернутой шеей. Этого, единственного из всех охотников, он похоронил.
Когда он вернулся в деревню, выросшую за годы его отсутствия до размеров городка, он еще не знал, что будет рассказывать; знал только, что надо отвести людей от этого леса навсегда. Но получилось удачно: мать того юнца признала в нем... своего сына. Что-то заставило эту женщину верить, что он и есть ее сын - постаревший на тридцать лет и совершенно седой. Он не стал разубеждать ее. Как оказалось, покойника звали Рип ван Винкль.
Он отвел людей в лес и показал тела. Один был наколот на острый сук в пяти метрах от земли. Другой был словно удавлен собственным языком... третий, с переломанными костями, свисал из развилки высоко вверху; четвертый был вывернут наизнанку, а от пятого осталась только кожа... шестой выглядел так, будто совал в костер собственные ноги.
На вопросы о том, как выглядел тот, кто это сделал, он молчал и только трясся, как в припадке. Он действительно видел трупы словно впервые и не мог поверить, что сделал это сам. Поэтому люди сами начали придумывать версии. Одни говорили - леший, другие - дух места, третьи - темные сиды, четвертые - сам диавол. Звали попов, чтобы прочитали молебен, те было согласились, да только место то найти никто больше не смог. Блуждали едва не до темноты и еле вышли назад. Помянули и ведьмаков, но их уже сто лет никто и нигде не видел. Так и стал тот лес Запретным.
Легенды пошли вразнос. Некоторые утверждали уже, что эльфы увели Рипа в холмы, и спал он там триста лет...
- Рип?
- А?
- Выпей еще. Я не буду больше спрашивать.