В моем детстве была хорошая игра - "Встречный удар". Мы делились на две команды, и одна изображала террористов, а другая спецназовцев. Для игры нужно было минимум трое в каждой команде, а нерфы были не у всех, так что мы принимали в игру любого, выдавая оклеенные поролоном пластиковые палки в качестве оружия. Опознавательным знаком были красные и зеленые банданы, которые повязывали на рукав. Самым главным удовольствием игры и даже ее смыслом было "осюрпризить" врага, как это у нас называлось. Ты просто выскакивала перед противником и била его в лоб. Блоки не дозволялись. У "теров" была коробка, помеченная скотчем как бомба, и они должны были ее поставить в условленном месте, а "спецназ" - им помешать. Коробку ставили и включали таймер на старом телефоне, он один был у кого-то из ребят. После этого ты уже должна была не только выбить коробку из зоны, но еще и найти и "обезвредить" телефон, отключив таймер.
Сражались мы в основном на заброшенной стройке, одно хождение на которую вызывало у родителей истерику. В один вечер Скорпион играл за теров и грохнулся с лесов, пролетев три этажа. У меня в школе были уроки первой помощи, так что я держала его за руку и останавливала кровь, пока остальные вызывали "скоряк". После этого мы долго не играли в "Удар".
Когда уехал скоряк, а с ним перевязанный Скорпион с радостной рожей - он легко отделался и наслаждался вниманием - отец выловил меня за руку и аккуратно увел на разговор. Он спросил, что за игра. Я рассказала, стараясь не светить подробностей. Он долго молчал. Глядел на меня исподлобья да репу чесал, мать его чуть ли не била за эту привычку.
- Вы в компе не могли в это поиграть?
- Так пап, неинтересно же, ну. Тактика ладно, а боевка вживую...
- Цыц. Учил тебя кто?
- Я сама придумала.
Это было не совсем так, нас было трое, но одним из принципов было "не сдавать других". Отец как будто сразу же это понял, даже не стал настаивать на ответе.
- Значит, наказание будет такое. Когда этот твой дурак встанет с больничной койки и залечит свой перелом, играть вы будете у меня в спортзале. Проигравшие отжимаются. Доступно?
- Вполне, пап.
- И не вздумайте там конфеты ему таскать.
Мы, конечно же, вздумали и натаскали Скору столько конфет и мандаринов, что он чуть не лопнул.
Террористы были забавные ребятаТеррористы были забавные ребята. Ими рулили мои бывшие соседи по многоквартирному дому, близнецы на год младше меня. Мы тусили с ними, сколько я себя помню. На момент начала игры они ходили под именами Т800 и Т1000. К тому времени они уже были не похожи друг на друга. Кейтаро предпочитал силовые нагрузки и через полгода качалки стал заметно шире и плотнее брата. Кинтаро полагался на скорость и ловкость и, тоже не худенький, был подвижен, как капля ртути. Он обошел все секции и додзе в нашем городке, тренируясь в каждом месте от месяца до двух лет, и разработал свой неповторимый стиль, пригодный, кажется, только для него одного. Впрочем, я забегаю вперед. Тогда это были просто два пиздюка, которые верховодили вражеской командой и, зараза, намного успешнее, чем я своей. Я вечно возилась с какими-нибудь доходягами, которые вдобавок меня кидали, закатывали истерики и в грош не ставили как командира. Близнецы проводили безжалостную отбраковку и кастинг на свободные места, образовавшиеся после нее. На эти места была очередь. Надо ли говорить, что мы, контр-террористы, частенько сливали?
На весь наш Хитани, крошечный городок у моря, школа была одна, как и больница. Все мои одноклассники побывали на наших игрищах, но задержалась одна Мотоко, и та ненадолго. Мотоко стала моей подругой с первого класса. Когда я пришла в школу - а я, конечно же, опоздала, - она уже сидела за моей партой, прямо, как на картинке, строгая и серьезная в своих неизменных очках, с круглой короткой стрижкой. Я аж оробела. Но тут она скосила на меня глаза, и я поняла, что она тоже боится. Обо мне, надо сказать, так себе слава шла еще с дошкольных времен, и ее, наверное, уже предупредили.
И тут какой-то урод, сидевший сзади, он потом довольно быстро куда-то делся, кажется, родители уехали и увезли ненаглядного с собой, дотянулся и ткнул ее ручкой в спину. Мотоко ойкнула и обернулась, но он уже сидел с невинным видом. Его сосед тихо ржал. Я молча подошла, вынула говнюка за шкирку из-за парты и вбила в пол.
Назавтра моих родителей вызвали в школу. Первый и последний раз, надо отметить. Они мне ничего не сказали, только отец потрепал по плечу, а мама погладила по голове. Но я примерно могу себе представить, что там было. Нет, не скандал. О, вы не знаете госпожу Рен. Орет она только на подчиненных и только когда они распускаются в корягу. Перекрестный допрос с целью выяснения обстоятельств дела. Тихими, мягкими, невинными голосами, с улыбками и поклонами, всё как полагается. А над головами невидимым облачком висит: "комиссия", "разбирательство", "проверки". Больше их не звали. Меня, конечно, попросили впредь не драться, и я пообещала. И держалась почти семь лет, надо сказать.
Но в тот день, когда утих шум, ревущего говнюка увели к медсестре, а слегка покрасневшая и чуть встрепанная молодая учительница наконец объявила наш первый урок, я обнаружила под своим учебником сложенную вчетверо записку. На сиреневой бумажке с изящным узором, о каких я тогда могла только мечтать, каллиграфическим почерком было выведено: "Ты классная!".
В общем, мы с Мотоко подружились.
Мои отец и мать, кажется, все делали вместе, включая готовку. Она была из бедной семьи, он - из богатой, и это было бы очень романтично... нет. Мать выучилась по стипендии на доктора и работала в больнице главврачом. Отец получил контузию в армии и лет десять после этого сидел в семье на хозяйстве. Охранял дом, как однажды типа пошутила мать. Пенсия в АОЯ так себе, а его родители, узнав про госпожу Рен, лишили его наследства. Я их и не видела никогда до своего совершеннолетия. Вообще-то, и потом бы не видеть.
Когда с деньгами стало посвободней, отец где-то подзанял и открыл свое додзе. Оно, в принципе, окупалось, но не так, как могло бы. Папа не делал чемпионов и не продавал крутую форму для крутых мужиков. Он, пилот, сбитый и получивший инвалидность из-за контузии, работал в основном с инвалидами же. Мог половину занятия править чей-нибудь горб или снимать застарелую боль, пока остальные отрабатывали ката. Назовись он целителем, к нему бы валили толпы, но ему это было не надо. Он занимался также с больными, стариками и прочей некондицией. Конечно, еще с детьми, ну и с женщинами, которых вообще не всегда пускали в крутые додзе. Надо сказать, что объяснял он как бог. Ученики его здоровели на глазах. Более того, его система развивала не только физическое тело, но и мозги. Вот только со стороны это выглядело донельзя странно, и кое-кто над ним втихую посмеивался. В основе его стиля лежали какие-то малоизвестные ответвления окинава-тэ, которые он продолжил дополнять уже современными элементами китайских, корейских и вьетнамских единоборств. Прославленные додзё гордились тем, что их стили сформировались полтысячи лет назад и с тех пор не менялись. Отец же говорил, что искусство, не менявшееся пятьсот лет, не просто мертво, а уже мумифицировалось. Жаль, что мало кто ему верил.
В общем-то, я понимала, что у меня не самые обычные родители в мире, а уж для Японии тем более. Меня не учили быть примерной женой, но и не заставляли рвать жилы, чтобы поступить в престижный вуз. И в то же время нельзя сказать, что я росла, как трава в поле.
Наш дом стоял на отшибе, ближе к лесу, а стройка была на другом конце города. Впрочем, весь наш город можно пройти за полчаса. Мы переехали, когда я была в третьем классе. Я уже плохо помню нашу тесноватую квартиру в многоэтажке, зато хорошо помню, как меня повели смотреть дом. Перед этим мама куда-то уезжала на несколько дней, а вернулась странная. Бледная, слегка пошатывалась и руки дрожали. Было пасмурно, но она все равно надела темные очки. Дом меня сразу поразил тем, что он пах... домом. Еще меня очаровало его устройство. Внизу была огромная, как мне показалось, просторная комната с верандой, выходившей в небольшой и пустой пока сад. Сбоку - кухня. Над комнатой - сразу крыша, слева - лестница. Я тут же кинулась по ней наверх. На втором этаже галерея, справа перила и вид на гостиную, слева - двери. Я добежала до последней угловой и заглянула туда. После чего громко заорала: "Мам, пап, это будет моя комната!". Вот так мы и переехали.
И всё же было что-то странное в нашем доме. Странное, что я почувствовала сразу, осознала сильно позже, а поняла еще позже.